Даша Кудрявцева - Милана Грей: полукровка [СИ]

— Милана, — кто-то положил мне руку на плечо.

Я испуганно обернулась, это был Оливер.

— Я же сказал, что видел ее, — повернул голову он к Оливии.

— Где ты шаталась? — спросил выбравшийся из толпы Фред.

— Тут стояла.

Нашу небольшую кучку все огибали. Оливер схватил за руки меня и Оливию, она — Диану, та — Фреда, и он потащил нас к выходу. Уж сильно он спешил, я то и дело стукалась об чужие локти, нагло пробираясь вперед. Выбравшись из бального зала, мы пошли в кабинет математики, где предоставлялось два с половиной часа третьему курсам сделать уроки.

Мне совершенно не хотелась ничего делать, ведь завтра последний день учебы, потом

Бал и все — каникулы и мой первый новый год в кругу родных. У меня, наверное, были раньше семейные празднования, но я их не помнила. Со сладостными мыслями о празднике я вышла из кабинета, не сделав задание.

Глава 12

— Можно? — постучалась я в дверь к дяде Джеймсу.

— Входите, — через несколько минут отозвался он.

Я открыла дверь: дядя сидел за проверкой колбочек с зельями.

— О! — воскликнул он, повернувшись ко мне. — Заходи, дорогая. — Я послушно зашла в комнату и закрыла дверь. — Что-то случилось?

— Нет, ничего. Можно с тобой посидеть?

— Конечно, — ответил Джеймс, смотря сквозь прозрачное стекло на сваренный раствор. –

Сейчас я закончу проверять, и мы попьем чаю.

— Угу.

Дядя капал зелья в воду и проверял, как они среагируют друг на друга. В большинстве случаев вода резко превращалась в пар, но иногда и просто мутнела, или вообще ничего не происходило. Учитель Зельеварения, по совместительству мой дядя, откладывая пузыречки, заполнял табличку оценок. Я бродила по комнате. По обстановке нельзя было сказать, что Джеймс — учитель Зельеварения: позади одного из кресел, за которыми мы обычно пили чай, стоял небольшой шкаф с книгами и коробочками, в которых и скрывались «улики» дядиной профессии.

Громкий хлопок отвлек меня он изучения книг, разложенных по алфавиту. Я вздрогнула и машинально развернулась лицом к шуму. Дядя вскочил из-за стола, с грохотом уронив деревянный стул, на котором он пару минут назад сидел. Край стола был залит бурлящей жидкостью, которая стремительно капала на пол. Джеймс тихо выругался на одного из своих учеников, назвав его «обалдуем», стряхивая зелье со своего бежевого пиджака. Я схватила полотенце, упавшее вместе со стулом: оно было приготовлено специально для такого случая. Пока дядя снимал мокрый пиджак, под которым была одета белая рубашка в тонкую синюю полоску, я вытерла стол. Тряпка дурно запахла, и мне пришлось выйти из комнаты в класс Зельеварения, чтобы промыть ей в раковине. Когда я вернулась, Джеймс возился с серой, рваной половой тряпкой. Он швырнул ее в кабинет, в щель закрывающейся двери. Я положила полотенце на подоконник. Джеймс, еще не успев сесть на стул, вывел «Ужасно» напротив одной из фамилий учащихся и поставил огромный восклицательный знак.

«Я вообще удивлен, что оно меня не убило! Я говорил ему, что Зельеварение — сложный предмет. На что мне такие мучения?!» — ворчал дядя. Я продолжила рассматривать комнату, пока он приводил стол в порядок. За рядом баночек, на столе, в углу, ютились две фотографии — фото Лисы и фото с большой компанией людей, позирующих на ступеньках. Я хотела потянуться за фото, чтобы рассмотреть лица, но передумала, боясь помешать дяде. Он говорил, что у него есть еще одна рамочка, он даже мне ее показывал.

Точь-в-точь такая же, как и те, что удостоились стоять на его столе. Джеймс говорил, что вскоре ее займет моя фотография. Странно как-то, я этого не понимала, хотя сама хранила у кровати фото своей семьи, самой лучшей семьи.

У стола стоял широкий шкаф, где были явно выдававшие дядю вещи: поделки, рисунки, фотографии учеников. Шкаф занимал большую часть комнаты, все подарки были видны и ни один не загораживал другой. Во мне проснулась ревность, и я начала искать неточность, неаккуратность в поделках.

— Дядя Джеймс, а сколько ты работаешь в школе? — отвлекла я его, дивясь масштабам коллекции.

— Десять лет, — сказал он, не прерывая проверку. — Сразу как вернулся в Санкт-Стартлайф, — дядя отставил от себя пустые скляночки и начал заполнять верхние строчки таблицы. — Милана, поставь пока воду.

Я оторвалась от рассматривания забавных вещиц, авторы которых мне явно не нравились (Мой дядя!), подошла к небольшому камину в стене, повернула крючок для котла с висевшим на нем чайником под огонь. Я достала из нижних полок, под книгами, два набора для чаепития: две ложки, чашки, блюдца и два благоухающих засушенных цветка заварки. Джеймс сложил колбочки в коробку, убрал в ящик стола табличку и перо. Он взял прихватку, снял чайник с огня и заварил чай. Бутоны цветков начали распускаться и окрашивать кипяток в красно-коричневый цвет.

Наблюдая за пером, на котором никогда не заканчиваются чернила, за каретой без лошадей и бензина (хотела бы я посмотреть на карету с выхлопной трубой…), дивишься старине этих предметов, но если сравнивать со вторым измерением, то развитость одинаковая. В первом измерении все строится на волшебстве, а во втором на развитии техники. Я, конечно, скучала по компьютеру, телевизору, телефону, хоть они здесь были и не нужны. К удивлению, я легко привыкла к использованию пера; отсутствию выхлопных газов от машин; к здешней романтике свеч. Хотя электрический чайник мне нравился больше.

— Лиса прислала тебе платье на бал? — спросил дядя. Я, попивая чай, кивнула ему. — Оно тебе понравилось?

— Да, оно безумно красивое. Самое красивое платье на свете, — восхитилась я, вспоминая свое бесподобное платье.

— Эм, — смутился дядя — А Оливер Вармент… вы с ним…

— Дружим, — перебила я его глупые догадки. Когда он успел уже узнать это? — Мы с ним дружим, — повторила я.

По дядиной нерешительности и по неумелому подходу к вопросу сразу понятно, что он начинающий родитель. Но его не за что было винить, ведь все так и было.

— Да… мм… хорошо, — смутился Джеймс. — Веди себя хорошо, — успокоившись, сказал он, грозно помотав пальцем, как это делают неопытные в таких делах актеры-папы. «Ох, какая типичная фраза», — подумала я, улыбаясь.

— Хорошо, дядя Джеймс.

— Тяжело мне дается это, — признался он. — Если Лиса будет спрашивать, какую лекцию я тебе читал, ты придумай что-нибудь получше, чем «веди себя хорошо».

— Придумаю лекцию, так часа на… два.

Роль родителя у него хорошо получалась, просто он еще не знал об этом. Дядя пытался подражать чересчур пафосному образу «типичный родитель», который описывается в заурядных романах. Ему не нужно было ничего придумывать, менять, Джеймс — самый лучший дядя, о котором можно только мечтать.